Весной 1988 года Советский Союз открывался с новых сторон как для своих граждан, так и для западных стран. Телевидение и печать отступали под натиском гласности, а в новосибирском Академгородке расцветал джаз. В августовском номере журнала SPIN джазмен и писатель Майк Зверин описал свои впечатления о джазовом фестивале в Сибири на фоне меняющейся страны. Его статья – это не столько музыкальный репортаж, сколько любопытный взгляд на общество и быт последней советской пятилетки.
«Несколько месяцев назад я получил письмо от безумного русского знакомого, сообщавшего, что перспективы проведения джазового фестиваля в Ташкенте туманны, – пишет Зверин. – По его словам, все «может перенестись на следующий год или даже в другой город. Как в том анекдоте: не он, а она, не выиграл, а потеряла, не в лотерею, а мужа. Я напишу вас, когда – и если – свингующие верблюды разогреют нашу перестройку». Все вышло именно так. Однажды пришла телеграмма с приглашением от гениального сибиряка. Оказалось, что будет не Ташкент, а Новосибирск, не фестиваль, а симпозиум, не верблюды, а ученые. В том самом месте, где родилась перестройка».
Так Майк Зверин попал на второй симпозиум новой джазовой музыки «Золотая долина 88», проходившем в Академгородке 11–15 мая 1988 года. Забавный штрих: автор отмечает легкость, с которой получил в Париже советскую визу, и обходительность таможенников. «Гласность в действии», – пишет Зверин. Очевидно, в этом плане страна была более открытой четверть века назад, чем сейчас.
Дальше Зверин вкратце пересказывает историю создания Академгородка и описывает роль академиков Аганбегяна и Заславской в советских экономических реформах второй половины 1980‑х.
Хотя джаз в Советском Союзе давно никто не запрещает, продолжает Зверин, определенная нервозность вокруг него сохраняется, поэтому организатор «Золотой долины 88» Сергей Беличенко позаботился о подходящем прикрытии. Во-первых, мероприятие называется симпозиумом, а не фестивалем, а во-вторых, его оргкомитет назван «Центром изучения фольклора и культурного образования». «Хотя, на самом деле, это был старый добрый джазовый фестиваль», – объясняет Майк Зверин.
«Все участники фестиваля, кроме меня и тромбониста из ГДР Конрада Бауэра, были советскими гражданами, примерно половина из них – сибиряки, остальные приехали издалека, в частности, из Литвы, – объясняет Зверин. – Место действия – Дом ученых – это современное офисное здание и культурный центр с прекрасным залом на 1000 мест и тропическим лесом в двухэтажном атриуме. Фестиваль называют «Чудом Беличенко». Чтобы собрать более 200 участников в центре Сибири, потребовались годы работы и планирования. Все согласны с тем, что в доперестроечной России такое в принципе не было возможно. Беличенко убедил местный комсомольский комитет поддержать мероприятие, а комсомольские организации в других регионах согласились оплатить проезд участникам фестиваля. Он даже нашел «частного» спонсора – производящий аудиооборудование завод «Вега», который демонстрировал свою продукцию в лобби». Зверин хвалит организаторские таланты Беличенко: тот заказал значки и плакаты, продававшиеся на стойке регистрации, нашел отличных звукорежиссеров, сам был продюсером, художественным руководителем и «гениальным ведущим» концертов, во время которых над сценой висел транспарант с изображением играющего на контрабасе медведя и английским слоганом Peace, Love and Jazz Supreme.
Группа «Архангельск» из одноименного северного города привезла собственную растяжку со словом «глснст». Поскольку «гласные» – это синоним гласности, то гласность без гласных символизирует открытость без свободы, объясняли музыканты. Автор статьи цитирует слова пианиста Владимира Турова: «Теоретически, у нас всегда была свобода слова, даже при Сталине. Мы хотели напомнить людям, что свободу нужно заработать. Джаз – это крик свободы, поэтому нам важно выразить нашу историю через музыку».
В фестивале приняли участие музыканты из Омска, Томска, Кемерова, Волгограда («бывший Сталинград» – уточняет Зверин), Таллина, Москвы, Ленинграда и Молдавии. «Иногда намерения были лучше исполнения, но качество там не стояло на первом месте, – вспоминает тромбонист Зверин. – Эти люди не часто собираются вместе – первый «симпозиум» прошел 10 лет назад и был посвящен, в основном, современной музыке. Так что на первом месте стоит просто присутствие здесь.
После концерта Беличенко организовал афтепати в бане на военной базе в получасе езды от Дома ученых. Там был черный хлеб, сосики, сыр и жаренный на гриле цыпленок. Мы пили жидкость розового цвета из бутылки с рукописной этикеткой «Бензина». «Молдавский самогон», объяснили мне. Когда мы опустошили бутылку, кто-то спросил, есть ли еще. «Океаны», ответили ему.
С началом горбачевской кампании по борьбе с пьянством, вы не покупаете выпивку, а обретаете ее. Нормальные с виду люди разгуливают с бутылками самопальной водки в портфелях. Беседа становится все оживленнее, смех – истеричнее, а неизбежную волну социалистических шуток уже нельзя остановить.
В чем разница между СССР до и после прихода Горбачева к власти? Раньше, если вы стояли на улице с бутылкой водки и западной газетой, при появлении милиционера вы прятали газету и пили. Теперь вы прячете водку и читаете».
На следующий день после веселой бани организаторы повезли Зверина в Новосибирск, который произвел на музыканта удручающее впечатление. «Академгородок – привилегированное место для элиты, где иностранцу довольно комфортно находиться. Суровая реальность настигает, когда вы попадаете собственно в Новосибирск, – сокрушается Майк Зверин. – Там огромные очереди перед магазинами. «В Новосибирске вы не ходите за покупками, – объяснили мне. – Вы ходите на охоту». Улицы провоняли коптящим дизельным топливом. Ресторан, в который мы пошли, был воплощением худшего социалистического кошмара – грязным, непропорциональным, с ужасным сервисом, скучным и смертельно безнадежным.
Тарелки с остывшим мясом ждали нас на скатерти с подозрительными коричневыми пятнами, которые выглядели так, будто появились там много дней назад. Стилевые неувязки подняли тему латентного советского отторжения привычных норм стиля. Тромбонист сказал, что из советских тромбонов получаются хорошие удочки. Кинематографист добавил, что его 35-миллиметровой камерой удобно забивать гвозди. Когда кто-то попросил спичку, я протянул взятый в парижском ресторане коробок. Он сравнил эту блестящую разноцветную картонную коробочку с изображенным на ней улыбающимся мужчиной в смокинге со своей потрепанной деревянной коробкой с революционным героем на выцветшей этикетке. Он взял их в руки, показал нам и покачал головой. Слова были лишними.
Затем мы обошли монументальное здание оперного театра и заглянули в находящееся за ним непритязательное «Джаз-кафе». Слушая в исполнении местного саксофониста композицию Чарли Паркера All the Things You Are, я вспоминал, как Берд сам играл ее в 1948 году, сорок лет назад, на 52‑й улице. Теперь ее можно услышать и в Сибири, пролетев для этого через полмира».
После этого приступа ностальгии Майк Зверин делает неожиданный подарок редакции metkere.com, включая в повествование нашего старого друга Алексея Крестьянова. Сейчас он называет себя юристом, пытается запретить марш Мендельсона и клонировать Монстрацию, а тогда он был юным кооператором Алешей Крестьяновым и умудрился произвести сильное впечатление на пожилого приезжего джазмена.
«Английское слово Siberia – это название кооператива, который Алеша Крестьянов открыл 22 марта в соответствии с новым законом, разрешившим частный бизнес, – продолжает Зверин. – Парикмахер по профессии, Алеша был ассистентом Беличенко во время фестиваля. На следующие день он устроил роскошный обед в своей квартире, в которой и расположен офис его кооператива. Слоган Siberia – «Красота и здоровье для женщин». В числе партнеров – профессионалы, предлагающие, по словам Алеши, «любые услуги, необходимые женщинам в их свободное время» – массаж, иглоукалывание, компьютерную медицинскую диагностику и косметические продукты. Алеша выбрал английское название, нацеливаясь на потенциальный экспорт парфюмов и бальзамов. Он верит, что у «Сибири» есть экологический и романтический имидж на Западе».
«Нет, нет, – кричит Беличенко. – Пока кооператив не делает ничего, кроме траты денег».
«Ты отстал от жизни, – возражает Алеша. – Ты был слишком занят фестивалем и не в курсе. У нас большой прогресс за последние недели».
Обед прерывается чередой телефонных звонков. Повесив трубку, Алеша удовлетворенно заявляет: «Я только что отправил человека в Москву».
«У меня нет постоянной работы, – объясняет он. – Я работаю на себя. Я работаю по 20 часов в сутки. Я знаю как работать. Я считаю, что лучшее качество должно вознаграждаться. Вот, что такое перестройка».
Он говорит, что был единственным мужчиной в своем классе в школе парикмахеров в Омске: «Я всегда был не таким, как все. Еще в детстве я был сложным ребенком, я всегда хотел что-то изменить. В период застоя меня уволили с четырех работ. Теперь, с началом перестройки, понадобились люди вроде меня. Уволившие меня люди умоляют, чтобы я вернулся. У меня так много идей, так много возможностей. Путь по Транссибу от Новосибирска до Москвы занимает два дня. Мы устроим наш салон в этом поезде. Женщины будут пользоваться нашими услугами и экономить время».
«Ложь, ложь, – настаивает Беличенко. – Ничего нет, ничего. Одни долги».
«Мы все просчитали, – настаивает Алеша. – Преемник Заславской в Институте экономики стал нашим советником. Он уже инвестировал в кооператив. Нам симпатизируют банкиры. Наш компьютерный консультант уверен, что мы получим прибыль».
«Остановись! – кричит Беличенко. – Это мечты, только мечты».
«Твой джазовый фестиваль тоже был мечтой, – говорит Алеша. – Сегодняшняя мечта – это завтрашняя реальность».
PS Заметим, что написавший эту замечательную статью Майк Зверин – человек, прямо скажем, легендарный. В 1940‑х он играл с Майлзом Дэвисом, в 1966 году гастролировал по СССР и до конца жизни был важной фигурой в мире джаза.
PPS Бонус-трек: статья про Александра Карелина из журнала Sports Illustrated, 1991 год.