Фото: dw.com.
«Мне приходится удивляться, насколько легче несколько сотен лет назад, когда весь мир учился в сущности по одному учебнику, ученые люди и информация перемещалась через границы», – говорит профессор Института истории науки Макса Планка в Берлине Маттео Валлериани. Валлериани осенью прочитал в Москве популярную лекцию по приглашению Гете-Института и дал интервью российским медиа. Я выбрал самые интересные цитаты историка науки.
— Давайте отправимся в античность, в первый век до нашей эры. Это был век инноваций, особенно во всем, что связано с водой. Новые возможности по доставке воды – это расширение обитаемой зоны, это ирригация. Да даже шахтерское дело в античности было почти всегда связано с водой – люди активно пользовались гидростатическим принципом Паскаля. Все эти связанные с водой технологии возникли в нескольких городах греческого мира, Сиракузах, Александрии, это был очень локальный прогресс, который затем подхватила и сделала мировым стандартом набирающая силу Римская империя. И со временем возник вопрос: как можно описать движение воды математически? Идеи, которые возникли в тот период, повсеместно использовались до XVII века. Например, в третьем веке до нашей эры был придуман винт Архимеда, с его помощью можно поднять воду наверх, а дальше по оросительным каналам направить на ирригацию – это решение стало технологическим стандартом на следующие две тысячи лет. Важно, что это знание распространялось бесплатно, для него не было границ, потому что чтобы понять, как работает винт Архимеда, не обязательно знать греческий, читать труды Архимеда – достаточно просто увидеть. И это технологический прогресс, который идет без всякой науки, для которого не нужны философы и ученые.
— Научный мир сейчас фрагментирован, тебе не нужно изучать физику, если не собираешься ей заниматься. Если вносят изменения в чужую область, тебя это почти никак не затрагивает.
— Содержание наших дисциплин меняется так быстро, что мы просто сметаем границы. И я думаю, что импульс в значительной степени исходит именно от истории науки, так как она по определению междисциплинарна: нам нужны ученые, историки, философы, математики, социологи, антропологи и так далее; в противном случае мы не можем изучать науку так, как сегодня это принято делать.
— Представьте, например, строительство корабля по старинной методике – скажем, корабля викингов. По старой системе ты учился у своего отца, и ты действительно усваивал, как строить корабль, но ты был не в состоянии даже объяснить это. Если бы пришли инженеры и спросили о каком-нибудь передаточном отношении рычага весла, какие бы отличные корабли ты не делал, ты не мог бы ответить на подобный вопрос. Не просто потому, что ты не знаешь ничего о рычагах, но и потому, что для тебя весла корабля – лишь часть одного большого целого. И когда приходят другие и задают подобные вопросы, они подрывают целое. Для тебя сложнее улучшить корабль, потому что для тебя это означает построить совершенно новый корабль. Они же просто поменяют весельную систему, и корабль пойдет быстрей. Но кто знает, насколько это лучше – может, у них что-то еще пойдет не так.
— Взять хотя бы генетику – ее возможности сегодня пугают многих. Но я совершенно не согласен с людьми, которые предлагают запретить эти исследования. Просто они должны проводиться на общественные деньги, а не частные вложения, и деятельность ученых должна быть абсолютно прозрачна, результаты исследований должны быть в открытом доступе. Тогда нам нечего будет бояться.
— Каждое отдельное маленькое изобретение выглядит довольно случайным, но в общей перспективе случайностей уже нет. Вероятно, у нас есть универсальный когнитивный механизм, с помощью которого мы можем приобретать новое знание и развивать его.
— Даже в XIV веке, когда в Европе разразилась эпидемия чумы и треть населения погибла за 15 лет, люди не решили, что это произошло из-за тотально неверной концепции здравоохранения. Они думали, что все из-за грязного воздуха, а если забраться повыше, где воздух чище, — там риск заболеть меньше. Кстати, поэтому в тот период в Европе строилось так много башен. И это была вполне научная идея, в каком-то смысле даже действенная.