Фото: chuckberry.com.
«Как я сходил на концерт Чака Берри» – так мог бы начинаться фантастический рассказ в жанре альтернативной истории, в котором я родился в середине 1930‑х и юность провел в ночных клубах и на стадионах американского юга, переезжая на потрепанном жизнью «Кадиллаке» с концерта Джонни Кэша на выступление Джерри Ли Льюса или того же Чака Берри.
Но альтернативностью в этой реальности и не пахнет, мне тридцать лет и в середине второго десятилетия XXI века я действительно пришел на концерт Чака Берри.
Старику Берри так много лет, что он и сам не помнит свой возраст. «Дело в том, что мне семьдесят… Нет, восемьдесят… Девять… Восемь лет. Восемьдесят девять мне стукнет в следующем году», – бормотал он в финале слишком короткого концерта, извиняясь за ошибки в исполнении очередной песни. Он вообще много извинялся в этот вечер: за заикание, за забытые слова и аккорды. Чаку Берри под девяносто и сегодня он явно не в лучшей форме, но его настойчивые попытки исполнить Johnny B. Goode, замиравшие вскоре после знаменитого вступления, стали самым мощным манифестом силы человеческого духа и отчаянного нежелания стареть.
«Вы мои настоящие фанаты – когда меня заносит не туда, вы возвращаете меня на место», – еще один неловкий реверанс залу, хотя, будем откровенны, старику не за что извиняться.
Когда-то Чак Берри с друзьями придумали рок-н-ролл, потом рок-н-ролл и большинство друзей умерли, но Чак еще здесь. Он очень хочет играть свои бессмертные хиты, но человек, в отличие от музыки, смертен, и приходит момент, когда шоу больше не может продолжаться.
Но он снова и снова возвращался к вступлению к Johnny B. Goode. Его музыканты – в том числе, и сын Чарльз-младший – пытаются помогать поникшему королю рок-н-ролла, подхватывая его запилы, но Чак забывает, с чего начинал, и все начинается сначала.
Смотреть на пожилого человека, не владеющего собой, больно, но Берри не хочет – или, кто его знает, не может – уйти со сцены. С пятой попытки ему удается доиграть Johnny B. Goode до конца – на какое-то время тень короля материализуется и Чак Берри даже делает несколько шагов обессмертившей его походкой.
«Простите меня, – говорит он, прощаясь. – Мне следовало знать лучше. Не нужно было появляться здесь в таком виде. Но я буду играть дальше. Если вы дадите мне шанс, хоть я его и не заслуживаю, я выступлю перед вами в другой вечер. Доброй ночи».
Это самое искреннее и трогательное выступление из всех, что я видел.
По дороге к метро после концерта пара восемнадцатилетних девочек пританцовывали и напевали My Ding-A-Ling. Сегодня, по крайней мере, музыка не умрет.